ГЛАВА 5.

Мужик, что бык -
Втемяшится
В башку какая блажь,
Колом её оттудова
Не вышибешь.

Н. А. Некрасов.

Причины столь колоссального растройства желудков во всём лагере так и не были установлены и о феновской болезни вскоре забыли. А копка картофеля тем временем шла своим чередом. Каждый работал сообразно своему характеру и наклонностям. Родионов копал как лошадь и с первых же дней стал отрываться от коллектива, уходя далеко вперёд. Он всё время совершенствовал технику и лопатой владел виртуозно. В довершение всего им был изобретён сверхскоростной метод, который, к сожалению, не получил широкого распространения: Родионов втыкал лопату в землю и волок её, примерно так, как трактор тащит плуг, в результате чего кусты с картошкой извлекались на поверхность и ложились на полосу.

Серёга Морозов работал с толком и обычно заканчивал работу вторым. Ливерц первоначально филонил, но потом в нём что-то сломалось и он стал развивать бешенную скорость. Данилюк и Мануйлов от коллектива не отрывались, Еськов же предпочитал колличеству качество. Обычно он долго ковырялся лопатой в земле, приседая над каждым кустом. Вдобавок ему приходилось по требованию девочек ликвидировать на полосах лидеров не замеченные ими кусты. От такой нагрузки ок вскоре начал сдавать. Славик Блудов остался в одиночестве и занимался тем, что выдирал кусты в тылах картофельном поросли - и это была почти приятная работа Санта-Клауса. В плечах Славика таилась лошадиная сила.

Работали с перекурами, девочки шли обычно ровно, никого не обходя и не оставаясь позади, работа их была гораздо более нудная, чем у мужиков, но предложение перекурить обычно исходило от последних. Погоды первое время стояли чудесные, и было приятно покурить, развалившись на куче картошки, девочки устало сидели на перевёрнутых вёдрах, но кончали перекур именно они. Сначала для этого было достаточно возвать к совести мужиков, потом этого стало не хватать. Их стали стаскивать с куч за руки за ноги. Причина столь высокого энтузиазма объяснялась просто: подполковник Синицын обещал отпустить раньше всех тот факультет, который быстрее кончит свой участок, но участок был без конца и края, да и мужики не особенно верили подполковнику. Затем погоды испортились, а перекуры участились - никому не было охота ковыряться в сырой тяжёлой земле. Нормы возросли, и мужики теперь всё чаще пристраивались в траве, дымя в небо вонючей папиросой "Север" - одной на всех. Мануйлов от долгого лежания на сырой земле слегка простудил почки и вынужден был теперь довольно часто мотаться в лес и обратно. Как раз в это время его постигла другая напасть: от наступивших вдруг холодов Сашкины музыкальные пальцы абсолютно потеряли гибкость и бедняга не мог справиться ни с одной пуговицей. Еськов последнее время стал приобретать вид фрица из Сталинградского котла: на ночь он повязывал голову шалью, а в поле выходил в кепи и с шарфом, которым он закрывал уши и который завязывал под подбородком. Так обычно подвязывают сапог, который просит каши. Эта аналогия усиливалась всем его видом, и было заметно, что ему тяжело. С Родионова постепенно сходил загар и усы его уже не топорщились в разные стороны. Данилюк зарос двухнедельной щетиной, Ливерц ходил в штиблетах без носок, и без того огромный нос Блудова раздулся от насморка. Девочки в то время выглядели, наверно, не лучше, но мужикам некогда было смотреть на девочек, а девочкам - на мужиков. Каждый был занят своей работой и своими заботами. У Мануйлова пропал один кед. Он долго ходил по бараку, ругался и спрашивал, какому идиоту понадобился один единственный кед, да ещё сорок шестого размера /кед нашёлся в последний день под Сашкиным же тюфяком - прим. авторов/. Каждую ночь в его спальном мешке спал кто-нибудь из больных, а их в лагере становилось все больше и больше.

Так шли дни. Прошла чудесная пора золотой осени, наступила осень дождливая, с её мокрым пронизывающим ветром, слякотью и первой снежной крупой. По-прежнему в землю вонзались лопаты, по-прежнему из холодной грязи девочки доставали картошку и складывали её в кучи. Мужики, закончив дистанцию, втыкали лопаты в землю, садились рядом, вертели козью ножку и начинали сурово пускать дым в холодное осеннее небо. Друг другу они всегда помогали, о помощи же девочкам как-то не думали, свято блюдя разделение труда. А девочкам было труднее. Из столовой мужикам был прислан Сашка Атепаев, которого за лень и неподчинение начальству послали перевоспитываться на "передовую". Он был совсем не обстрелян и приняли его без особого энтузиазма. Обстоятельства сложились так, что попал он не просo то в рядовое подразделение огромной армиии "фронтовиков", а почти сразу в штрафную роту. Формирование этой штрафной роты произошло в хмурый и ветряный осенний день, когда с неба сыпалась ледяная крупа, а на опушке леса приветливо горел маленький костёр.

У костра сидели рядом
Семь мужей с усталым ликом
С гневным видом приближалась
К ним толпа суровых женщин
С криком бросившись к кострищу
В раз швырнули на земь вёдра
И в руках их замелькали
Вдруг тяжёлые лопаты
У мужей отвисла челюсть.
Тут Надюша речь держала,
И сказала: "Тунеядцы!
Мало пили нашей крови?
Так работайте же сами!"
И, оставив две лопаты
И заржавленные вёдра,
Удалились с гордым видом
У костра мужей оставив.